Юлия Морозова: «В борьбе с коронавирусом могут помочь танцы»

Мало кто из нас когда-либо задумывался о том, что наши движения способны рассказать о том, что мы думаем. Зато об этом в свое время задумалась бывшая уфимка Юлия Морозова, профессионал в необычной области - танцевально-двигательной терапии. Она живет и работает в Нидерландах, городе Алкмаар. В Уфе же с детства увлекалась биологией и спортом, а в юности прошла отбор в ансамбль бального танца «Движение», созданный известным в республике хореографом Ильдаром Исмагиловым. Со временем так получилось, что увлечение танцами Юлия объединила с серьезной медициной.

К сегодняшнему дню она является специалистом с 20-летним стажем, умеющим понимать человека, его мысли и чувства через обычные, казалось бы, движения. Вместе со своими голландскими и российскими коллегами она пытается реализовать заветную мечту – сделать танцевально-двигательную терапию широко известной и повсеместно применяемой в России и других странах. По ее инициативе совместно с европейской ассоциацией по танцевально-двигательной терапии был создан просветительский фильм про танцевальную терапию, который набрал множество просмотров на ресурсе [u]https://eadmt.com/index.php?action=article&id=79[/u]. Кроме того, сейчас Юлия участвует в разработке программы, которая может помочь медицинскому персоналу, борющемуся против коронавируса, пережить психологические и эмоциональные травмы путем танцевально-двигательной терапии. Обо всем этом — беседа в рубрике «Земляки».

— Расскажите о себе: кто родители, где родились, учились, жили?

— Я родилась и прожила в Уфе больше 30 лет, до тех пор, пока не уехала жить в Нидерланды. Мой отец работал всю жизнь на кафедре физического воспитания в Башкирском государственном медицинском институте, спортсмен. Мама – филолог, работала руководителем редакционно-издательской группы в БашНИПИнефть. Родители по сей день живут в Уфе, а я туда приезжаю нечасто, раз в год и на несколько дней максимум — так получается. После школы я отучилась в Башкирском государственном медицинском институте. Закончила его в 1992 году с красным дипломом, затем поступила в клиническую ординатуру и после этого - работала врачом. Свое образование по танцевально-двигательной терапии я получала уже в Москве, в Институте практической психологии и психоанализа.

— Почему выбрали именно медицину?

— С самого детства для меня медицина была чем-то само собой разумеющимся. К концу обучения в школе я уже знала, что пойду в «мед». Мой дед – биолог, и биология всегда меня привлекала. Конечно, в классе восьмом была и другая мечта - поступить на факультет искусств, изучать историю искусств в Санкт-Петербурге. Искусство и историю искусств я продолжаю любить до сих пор. Но родители дружно не одобрили мое стремление... Из этого конфликта интересов удалось выйти благодаря другому моему увлечению — бальными танцами.

— Как Вы пришли в ансамбль современного бального танца «Движение»?

— В «Движение» попала в один из самых первых его составов, в 1984 году. Я тогда перешла в 9 класс, и тогда же открылся Дворец культуры «Нефтяник», где ансамбль и базировался. Протанцевала я там до 1990-го года. А вообще история моих отношений с танцами связана с отцом, который работал преподавателем физвоспитания, был спортсменом и с малых лет приучал меня к спорту. Он очень хотел, чтобы его дочь занималась легкой атлетикой или чем-то подобным. Так что в моей жизни всегда присутствовал спорт – плавание, бег, катание на лыжах. Мама же, воспитывая меня как «благородную девицу», все время водила на фортепиано, рисование и другие подобные кружки.

Бальные танцы как раз и совместили в себе спорт и искусство. Самое смешное, что когда я решила заниматься бальными танцами, мои родители единодушно этот выбор не одобрили. Мне пришлось приложить большие усилия, чтобы не бросить занятия и продолжать заниматься тем, что нравится.

— Как «Движение» повлияло на вашу жизнь? Почему ушли из коллектива?

— Это был для меня важный опыт принадлежности коллективу, сообществу. Я всегда с теплотой вспоминаю большие концерты, в которых мы участвовали, спектакль «Божественная комедия», в котором была использована наша хореография и многое другое.

С другой стороны, всегда было какое-то соперничество за мое личное время: когда танцевала в ансамбле, старалась одновременно в школе хорошо сдать экзамены, получить золотую медаль… Когда поступила в мединститут, первые два курса получалось сочетать и учебу, и танцы, но с каждым годом это становилось делать все сложнее, потому что у студентов-медиков свободного времени почти нет. Кроме лекций, занятий, самоподготовки нужно было очень многое зубрить и по вечерам. В какой-то момент нужно было делать выбор. Это совпало еще и с тем временем, когда в нашу жизнь ворвался рынок, появились слова типа «самоокупаемость». Стали формироваться группы для коммерческих концертов, а это требовало уже другого объема времени. В итоге получилась история про сидение на двух стульях. Я ушла в учебу, хотя решение далось непросто. Я долго переживала по этому поводу.

— В какой момент Вы увидели взаимосвязь танцев с медициной?

— Я всегда чувствовала эту взаимосвязь, но более серьезно понимать начала ее в студенческие годы, в году 1989-м. В научном кружке на кафедре физиологии мы занимались исследованиями, связанными с функциональными состояниями организма. Я тогда читала много литературы на эту тему. И как-то тогда меня начали посещать первые мысли о том, что танец тоже что-то делает не только с нашим телом, мышцами, но и влияет на эмоциональное, психическое состояние. Помню, с кем-то из своих приятелей я поделилась своими размышлениями и рассказала, как горюю, что больше «не в танцах». Он посмотрел на меня и сказал: «Знаешь, ты вот сейчас говоришь, а я точно вижу, что в танец ты вернешься, но в каком-то другом качестве. Не знаю в каком, но это точно будет». Слова оказались пророческими, так оно и случилось.

— Как вы стали необычным, «танцевальным» терапевтом и что это вообще такое?

— Про танцевально-двигательную терапию никто еще в то время не знал в Советском Союзе. Когда я углубилась в медицину, долго размышляла, какую специализацию выбрать, оставаться ли на кафедре физиологии или пойти в клиническую специальность. В итоге поступила в субординатуру, пошла в гинекологию и закончила институт. Конечно, тогда танцам не было места. В последний год учебы, на 6 курсе, в 1990-е, как бы открылось новое жизненное пространство у всех. В нашу страну, в том числе, стали завозить знания по психотерапии новой волны. Да и в целом, в СССР ведь не было до этого психотерапии, как таковой — была только психиатрия, а от психотерапии - лишь гипноз. А тут начали приезжать разные преподаватели, поступало много разной информации, открывались новые направления

И как-то меня пригласили на семинар по свободному дыханию, после которого у меня появился интерес к тому, что происходит не только с телом, но и с психикой. Начала ездить на семинары в Москву, появлялся все больший интерес к психологии, знакомства с психотерапевтами, преподавателями, московскими тренерами. Когда один из таких заезжих тренеров упомянул, что есть такое направление - танцевально-двигательная терапия, я загорелась этой мыслью. Мне удалось найти контакты Ирины Бирюковой – одного из самых первых танцевально-двигательных терапевтов в России. Она организовывала в тот момент обучающую программу по такой терапии в Московском институте практической психологии и психоанализа. Это был важный момент, когда все мои интересы сошлись в одной точке. В московском институте шла первая пилотная программа профессиональной переподготовки, но мне пришлось подождать пару лет, когда запустится доступная мне программа. В 1999 году я поступила в итоге на эту трехгодичную специализацию, где и изучала танцевально-двигательную терапию.

— Что она из себя представляет?

— Танцевально-двигательная терапия – это превращение движения и танца в способ, позволяющий психологам работать с эмоциональными, психическими переживаниями, внутриличностными конфликтами. Как мы думаем, - так мы и двигаемся, и наоборот. Как мы танцуем - так мы и живем. Танец - некая метафора жизни, способ нашего взаимодействия с окружающим миром, и он так или иначе проявляется в наших движениях. Один из базовых принципов такой терапии заключается в том, что тело и психика не просто связаны, но и являются неразделимым целым. Когда что-то меняется в наших чувствах, мы начинаем чувствовать себя в своем теле немножко по-другому.

Другой важный принцип - процесс создания искусства, будь то танец, рисунок или поэзия, - явление терапевтическое и целительное. Когда человек испытывает тяжелые переживания, о которых невозможно говорить, он может найти вместо слов какую-то художественную форму самовыражения. И через это делает часть своего внутреннего мира не только видимой, но и облегчает свое психологическое состояние. «Если я могу это станцевать — значит, я могу это пережить, значит, я могу быть с этим в контакте».

— Скажите, а как обычно проходит танцевально-двигательная терапия?

— При танцевально-двигательной терапии специалист может выбрать любой подходящий для него подход для ведения группы (если занятие с группой). Подход, разработанный одной из основательниц танцевально-двигательной терапии, Мариан Чейс, выглядит примерно так: терапевт включает музыку, приглашает участников в круг и начинает двигательный разогрев, вовлекая в него всех участников. Разогрев часто переходит в импровизационный двигательный опыт. При этом терапевт «подхватывает» различные движения участников таким образом, чтобы использовать их для возникновения общего группового ритма. Например, я могу увидеть движение, которое возникает у одного или нескольких участников и предложить группе присоединиться к нему. Присоединяясь, они могут начать развивать и трансформировать это движение, могут обнаружить в своих движениях их символическое значение и начать разворачивать их в историю. Терапевт помогает обрести понимание ситуации, соединяя невербальный опыт с вербальным. В других случаях он помогает человеку осознать микродвижения, которые проявляются, когда человек говорит, сидит или стоит. Ведь эмоции начинаются с телесных ощущений.

— Когда начало зарождаться это направление в медицине и что с ним сейчас?

— Как направление оно появилось в 1950-е годы прошлого века в Америке. Потом начало развиваться в Европе, в России - только в 1990-е годы. Сейчас во многих странах это направление официально признано отдельной профессией, а в России рассматривается как специальность в психотерапии. Сейчас существуют обучающие программы, соответствующие образовательным стандартам Европейской ассоциации танцевально-двигательной терапии, которая была создана 10 лет назад и официально зарегистрирована в Германии. Но встречи ассоциации проходят каждый год в разных странах. Члены Европейской ассоциации – национальные ассоциации танцевально-двигательной терапии европейских стран. В правлении этой ассоциации в Нидерландах я в течение шести лет занималась организацией конференций, пиаром организации.

Область применения нашего вида терапии — огромная, в том числе это психиатрия, работа с людьми с депрессиями, невротическими расстройствами, психологическими травмами, с беременными и малышами.

— То есть человек может перестать грустить, если потанцует?

— Нет. Когда ты грустишь, важно найти смысл твоего переживания. Есть в психологии такое упражнение взаимодействия с этим чувством: когда сгибаешься, перестаешь дышать, «перестаешь жить». Но мы можем точно также можем наладить контакт с этой эмоцией – двигаться с ней, раскачиваться, издавать звуки, петь песни, создавать красоту, потому что одно из архетипических смыслов грусти – красота. Танец может привести к большему пониманию того, что происходит с нами внутри, помочь увидеть способы жить, дышать, развиваться.

Работа танцевально-двигательного терапевта не в том, чтобы научить делать человека какие-то движения, чтобы избавиться от стресса, депрессии, болезни. Специалист наблюдает за движениями пациента, за его уникальным способом выражения своего внутреннего переживания, и через это понимает, что с ним происходит. Вот тогда, поняв, терапевт может выстраивать диалог в движении так, чтобы помогать человеку находить решение его внутренней дилеммы. Как и любая другая психотерапия, это терапия через отношения, работа с внутренними переживаниями, эмоциями, мыслями. Помимо танца, мы используем и рисунок, и поэзию, и другие средства художественного выражения.

— Танец в нас заложен природой?

— Танец – это проявление своего «Я» в этом физическом мире. В нашем сообществе мы называем танцем любое физическое движение, которое проявляет наше внутреннее движение, эмоцию, мысль, образ. Как только человек начинает проявлять наружу свое внутреннее содержание - это уже танец.

— Насколько популярна такая терапия в России и Нидерландах?

— В Нидерландах такая терапия признана официально и интегрирована в систему здравоохранения. Терапевты нашего профиля работают в клиниках, школах, различных заведениях здравоохранения и образования. Довольно много и частно практикующих танцевально-двигательных терапевтов. Я сама сейчас работаю в частной практике, причем мы даем людям возможность оплачивать наши услуги из страхового пакета. В России специалистов тоже становится немного больше. Но «самоназванные» терапевты преобладают над теми, кто получил образование, соответствующее европейским и мировым стандартам, что не очень хорошо. Для получения признания профессии предстоит долгий путь. В России появилась своя ассоциация танцевально-двигательной терапии, образовательная программа, обучающие семинары. Так что поле постепенно начинает наполняться.

— Много ли получают такие терапевты?

— Довольно сложно сравнивать, потому что в Нидерландах уровень расходов совершенно другой по сравнению с Россией. Это и аренда помещений, и членские взносы в профессиональных организациях, и множество разных страховок для того, чтобы терапевт мог официально поддерживать свою практику. В среднем час работы стоит 75-80 евро. Так или иначе, во всем мире профессия пока еще складывается. В любой стране мы все еще «пионеры-первопроходцы». Наша задача – просвещать, делать наш метод более известным.

— Как Вы попали в Нидерланды впервые?

— Довольно прозаично, но и романтично: я познакомилась с голландцем, своим будущим мужем и решила переехать. Это было 17-18 лет назад. В 2003 году я приехала в Голландию с тремя сумками, на 90 процентов наполненными … книгами.

— Чем отличается жизнь в этой стране от российской, к каким культурным особенностям пришлось привыкать?

— В целом у людей здесь те же проблемы и задачи. Конечно, разница в культурных кодах, традициях есть. Не скажу, что было к чему-то сложно привыкать. Нидерланды в этом смысле - страна довольно удобная в плане переезда. Если владеешь английским языком, можно прекрасно жить, знать голландский язык в совершенстве не обязательно.

Чисто на бытовом уровне есть культурные особенности. Например, приветствие: в Нидерландах, по крайней мере до пандемии коронавируса, считалось совершенно нормальным пожимать при приветствии руки, и мужчинам, и женщинам. Привыкнув к этой традиции, я и в России начинаю протягивать руку при приветствии, и часто вижу удивление в глазах. У россиян ведь не очень принято, чтобы женщина и мужчина на деловых встречах пожимали друг другу руки.

Другая заметная особенность – детей тут с раннего возраста воспитывают так, чтобы они хорошо осознавали границы своего личного пространства. Зная и защищая их, они, например, не задумываются о том, что могут обидеть учителя в школе своим вопросом - просто задают свой вопрос. Если человек на него отвечать не хочет или вопрос как-то задевает его, он безо всяких обид скажет: «Знаешь, отвечать на этот вопрос я не буду». И никто не обидится. Никто тут не будет лезть на тебя в очереди или «липнуть» - тут уважают личное пространство человека везде, а на улице особенно.

Привыкнув к такой культуре, становишься внутренне спокойнее и раслабленнее. Когда же возвращаешься на родину, в Россию, хочется сразу пригнуться и найти укрытие. Вспоминаются старые привычки – напрячься, сделать суровое лицо и не улыбаться никому на улице.

— А можно обозначить явные различия между Башкирией и Нидерландами?

— Разница, наверное, в том, что жизнь тут более размеренная, распланированная: даже чаепитие с соседкой планируется за несколько недель. Спонтанных визитов практически нет. Об Уфе такое сказать нельзя. И еще - тут нет таких резких различий между городом и деревней, как в России. Независимо от того, живешь ли ты в большом городе или на маленьком хуторе, доступ ко всем благами цивилизации везде одинаков. Расстояния в принципе небольшие - с работы на работу, из пригорода в город. Многие живут где-нибудь на расстоянии полутора часов езды от Амстердама или других крупных городов, а ездят на работу в город.

— Как вы адаптировались к сегодняшнему карантину?

— С тех пор, как началась пандемия, большинство терапевтов призвали работать из дома онлайн, и все массово перешли на конференц-площадки. В период самоизоляции и вынужденного сидения дома, без движения, огромное количество танцев начали преподавать чуть ли не с каждой онлайн-площадки. Начинают учить йоге, гимнастике с танцевальными движениям. Такого раньше никогда не было, хотя сама я уже работаю онлайн последние 3-5 лет, очень много и регулярно. Так, вместе с моей английской коллегой я начала обучающую онлайн-программу на Украине, в Киеве в 2016 году. Большую часть материалов передаем в виде вебинаров, онлайн-встреч и прочих интерактивных занятий. Так что лично для меня дистанционная работа - не новость.

— Может ли танец каким-то образом помочь в борьбе с коронавирусом COVID-19?

— Стресс снижает иммунитет, соответственно, повышается восприимчивость к болезни. И наоборот - выработка позитивных эмоций снижает выработку гормонов стресса, поддерживает наш иммунитет. Поэтому здорово, когда человек может применить для себя такие повседневные практики, которые помогают справляться с тревогой, неопределенностью и восстанавливают баланс между внутренним и внешним миром. Танец – очень хороший способ для того, чтобы напомнить, себе, что мы живые, чувствующие существа, о том, что мы родились и живем в связи с другими. Быть вместе с другими людьми – это то, что поддерживает и помогает оставаться живыми. Конечно, это можно делать не только при помощи танца, но и любого другого творческого способа самовыражения, поддерживающим чувство принадлежности к миру людей. Это нас и поддерживает в непростые «коронавирусные» времена.

— Вы лечите этим способом членов собственной семьи?

— Есть этический кодекс терапевтов, согласно которому мы не можем работать с членами своих семей как профессионалы. Мы отправляем их к своим коллегам. Это нужно для разделения ролей: для своего мужа я - жена, а не его терапевт. Я могу как практик регулировать мое собственное состояние. Хотя могу и сама при желании обратиться за терапевтической поддержкой.

— Над чем работаете сейчас?

— Сейчас мы с моими европейскими коллегами работаем над программой, которая будет проходить в онлайн-формате для профилактики «выгорания» и психологической акклиматизации медицинских работников. Сегодня это очень актуально. Я прекрасно знаю способность медперсонала работать несколько суток подряд во имя какой-то большой цели, медики могут быть героями, но у всего есть цена. Этой ценой может стать потеря контакта со своими чувствами, телом. Мой коллега из Китая рассказал, что там врачи сильно переживают последствия такой работы, и у меня возникло желание оказать им поддержку. Танцевально-двигательная терапия – сокровище, эффективность которого методы психотерапии обеспечить не могут. Эффективность – в прямой возможности восстановить контакт с собственным телесным ресурсом, проработать сложные эмоции, переживания на невербальном уровне. Я надеюсь, что такую программу получится внедрить в разные медицинские учреждения, в том числе и в Уфе, Башкирии. Судя по сообщениям в прессе, ситуация в клиниках Уфы сейчас такова, что подобная помощь медикам точно понадобится.