О тех, кого помним и любим

Уж не знаю, случайно это или, возможно, была в то время некая мода на имена, но только заметил следующее. Очень многие из моих ровесников, рожденных в первые послевоенные годы, получали имя Александр, что в переводе с древнегреческого означает "Победитель". И ведь именно таким неформальным "титулом" величали в народе фронтовиков, вернувшихся домой. И, как мне кажется, наши родители, в первую очередь, отцы, невольно переносили это заслуженное звание на своих ребятишек. Прав я или нет, только среди моих ровесников, с которыми довелось расти после войны на одной из небольших улиц Тирляна, из семерых пацанов четверо были Сашками, или, как зовут в Тирляне, Шурками. Сейчас, уже будучи в довольно солидном возрасте, я глубоко сожалею о том, что мы были в свое время, как сказал поэт, "ленивыми и не любопытными". И почти никогда не интересовались судьбами тех, кого видели каждый день рядом. А ведь родителями моих друзей, моими соседями, оказались легендарные люди. Пусть они были тогда относительно молоды - большинству едва перевалило за двадцать пять, но за их плечами уже остались огонь, вода и медные трубы. Об этом свидетельствовали седые волосы на головах, да едва заметное прихрамывание или нехватка пальцев на руках. Проще говоря, люди эти были настоящими фронтовиками. Тогда, в 50-60-е годы прошлого века, для нас, как и для большинства жителей страны, жить среди них было вполне естественным. Да и о том, что они воевали, большинство бывших солдат предпочитало молчать. Как и не принято было среди них щеголять в пиджаках с орденами да медалями. Кстати, почти первый раз я увидел награды у большинства моих соседей только 9 мая 1965 года - тогда сам бывший фронтовик Брежнев впервые объявил этот день нерабочим и тогда же было торжественно отмечено 20-летие Победы.

Эх, если бы сейчас можно было вернуться хотя бы лет на 30 назад, когда мои соседи-герои были еще живы. Я бы о многом расспросил их, скупых на слова, но способных на добрые и бескорыстные поступки. Каюсь, не сделал это вовремя, все надеялся, что они будут жить вечно. Увы, теперь остается просто рыться в кладовых памяти, куда, словно горошины из треснувшего стручка, закатились воспоминания об этих людях и их подвиге. Одни на всех. Пусть эти отрывочные записи будут хотя бы небольшим маячком для моих сверстников, которые, надеюсь, тоже вспомнят о тех, кто помог нам вырасти.

С Сашкой Зиминым мы часто играли в "войнушку", прятались в густой крапиве на скалистом берегу старицы. В качестве "орденов и медалей" использовали оцинкованные кругляши, остававшиеся от штамповки вставок для бачков, которые делали в тирлянском цехе ширпотреба. Но вот как-то раз Сашка показал мне настоящий "орден" - это был гвардейский знак, правда, эмаль на нем была частично отбита. "Папка дал", — похвастался он. Вскоре об "ордене" знала вся улица. И мальчишки становились в очередь, чтобы подержать это сокровище...

Спустя некоторое время я увидел этот гвардейский знак на груди дяди Сережи Зимина. Было этот как раз в тот самый день 9 мая 1965 года. Мой сосед пришел к нам в школу. И как-то вскользь бывший радиотелеграфист, прошедший войну "от звонка до звонка", сказал, что именно значок "Гвардия" однажды спас ему жизнь. Как-то раз он обеспечивал связь штаба с передовой. И в какой-то момент почувствовал удар в грудь. "Повезло тебе, Сережка", - заметил бывший рядом фронтовой товарищ. Оказалось, что фашистский снайпер, метивший в сердце Зимина, угодил в значок. Смятую пулю Сергей Федорович Зимин берег как самую большую драгоценность — в ней, как в игле, хранилась, по существу, жизнь фронтовика.

Дядя Володя Копырин был для нас, пацанов, недосягаемой высотой. Еще бы: опытный шофер, настоящий волшебник-фотограф. Он иногда сажал нас в кузов "ЗИЛа" и осторожно провозил по поселковым улицам. Когда я в очередной раз рассматриваю старые фотографии, то непременно помню о том, что они сделаны Владимиром Егоровичем. В отличие от других мужиков, которые любили проводить вечера в компании с картишками, он никогда не садился за деревянный самодельный стол, а на приглашения "сыграть партийку" всегда вежливо отказывался. А вот 24 июня 1967 года он, возвращаясь с работы, неожиданно для всех картежников, сам предложил им перекинуться разок — другой. Мужики от неожиданности переглянулись, но быстро раздали карты. В ночь на 27 июня 1967 года в Тирляне отключили электричество. Молодой хирург при свете фар пожарных машин делал операцию участнику войны, младшему сержанту запаса Владимиру Егоровичу Копырину. Через два дня мы его похоронили. Как оказалось, его, прошедшего тысячекилометровыми боевыми дорогами, убила в мирное время застарелая язва желудка, заработанная на фронте. И лишь во время прощания с этим человеком я увидел награды дяди Володи. И понял, что он был храбрым человеком, ведь медаль "За отвагу" так просто не давали.

Александр Иванович Удалов был человеком со своеобразным характером. Прежде всего, он был обыкновенным работягой-прокатчиком, не один год простоял у знаменитых тирлянских листокатальных клетей. И вытирал слезы только тогда, когда соленый пот от жары и удушливого дыма от битума, плавившегося на горячих шейках клетей, застилал лицо. Но однажды разревелся дома. Случилось это в тот день, когда по телевизору показывали фильм "Судьба". Если помните, там есть эпизод, в котором рассказывается о пребывании одного из героев в Норвегии, в концлагере. Александр Иванович, увидев это, неожиданно стал вытирать слезы, а потом встал и вышел из избы. И было от чего. Призвали рядового Удалова в апреле 1942 года, а в начале июля того же года он в первом же своем бою попал в окружение и оказался в плену. После долгих мытарств его привезли в Норвегию. За три года до освобождения он трижды пытался бежать. Его ловили, травили собаками. А когда хотели расстрелять прямо возле колючки на глазах у пленных, за "особую храбрость" лично комендант лагеря помиловал его. Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба военнопленного Удалова, но спас его, как он говорил, "норвег", привозивший в лагерь рыбу для питания пленников. Он спрятал Сашку-русского в одной из пустых бочек, заставил прижаться к самому дну. При выезде из лагеря охранник привычно прошелся автоматной очередью по пустой таре на телеге. Одна из пуль содрала кожу с головы Удалова...

Александр Иванович переписывался со спасителем из далекой Норвегии до 1955 года. А потом с только что отправленным очередным письмо к нему "в гости" пришел вежливый гражданин и ненавязчиво сообщил, что лучше бы не писать "туда" больше. "А то, — намекнул гость, — уж больно вы, товарищ Удалов, с большой скоростью на мотоцикле, катаетесь (был такой грех за ним, любил иногда выпить и с ветерком промчаться на стареньком "ИЖ-49"). Да еще поговаривают, уважаемый бывший фронтовик, — сделал акцент на последнем слове пришедший, — что вы еще и браконьерничаете, сетешки раскидываете". Александр Иванович все понял и больше писем "туда" не писал. Скончался он два года назад от астмы, заработанной в северной Норвегии.

Увы, рассказать обо всех фронтовиках, которые помогли мне вырасти, нет возможности. Но не исключаю, что когда-нибудь я попытаюсь это сделать. В память об участниках самой тяжелой и самой страшной войны. Сражавшихся и оставшихся при этом людьми.

Автор: Александр Урцев