Гульгена Гайнуллина: «Я знаю четыре языка, но сны вижу на башкирском»

Гульгена Гайнуллина — психотерапевт из России и волонтер из Испании. После ее рассказа о своей жизни не оставляет желание назвать ее башкирской «матерью Терезой», главным жизненным принципом которой является «помощь тому, кому нужнее».

Она выросла в деревне Аслаево Абзелиловского района. В ее родной деревне в свое время не было дороги до железнодорожной станции, а почта приходила пару раз в месяц. Но еще в детстве Гульгена решила, что просто обязана вырваться в большой город, вырасти образованным человеком, поэтому выучилась сначала в Сибае на фельдшера, потом окончила Башкирский государственный медицинский институт и работала, набираясь опыта, в четырех местах одновременно.

Когда во время правления Михаила Горбачёва вышел указ по борьбе с пьянством и алкоголизмом, понадобились специалисты в совершенно новую для советской реальности ветвь медицины - для работы с алкозависимыми. Она стала одним из ведущих докторов в этой сфере в Башкирии, позже освоила и смежную профессию психотерапевта и стала вторым (!) врачом в Уфе, сумевшим получить лицензию на частную медицинскую практику, и первым официально лицензированным частным психотерапевтом. Будучи одним из первооткрывателей индустрии негосударственных медицинских услуг в республике, она стала и первым пропагандистом «трезвых» вечеринок и свадеб в регионе, инициатором возрождения и производства в Башкирии древнего целебного национального напитка - бузы.

Работа привела ее в Москву, затем в разные страны, пока, наконец, она не обосновалась в Барселоне. Здесь она помогает людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию: может дать кому-то ночлег в экстремальной ситуации, волонтерствует, раздавая в храмах и мечетях вещи нуждающимся. Так, она приютила у себя ребят, приехавших в Андалусию на сбор апельсинов и оставшихся в силу случая без гроша, на постоянной основе помогает парню, чуть не сгоревшему в поезде от удара электрическим током, в течение многих лет патронирует одинокую пожилую землячку, больную сахарным диабетом, семью с тремя детьми из Казахстана и делает много чего другого. Последний случай: помогла башкирским туристкам выбраться из Испании в Россию в момент, когда в канун объявления пандемии уже начали закрываться границы.

Модель поведения Гульгена переняла, как сама говорит, от своей матери, которая была щедрым и добрым человеком – могла пригласить всю улицу отведать бишбармак и тултырму, угощала всех мёдом во время медосбора, даже разрешала целому цыганскому табору помыться в своей бане. В свою очередь, свою дочь Энже Гульгена тоже старается воспитать «человеком мира», открытым душой к людям. Зная четыре языка, сны она, как признается, видит на родном башкирском языке и всегда рада общению с земляками.

- Да, у нас в Испании уже достаточно давно можно выходить из дома, собираться по нескольку человек. Так и мы с несколькими землячками попили по башкирской традиции чаю из самовара с блинчиками, по-бабски поговорили, поделились новостями с «малой родины» и впечатлениями от карантина. Договорились пойти в горы на природу, как только разрешат.

- Моя бурная профессиональная деятельность, честно скажу, осталась в прошлом. Мне уже 60 лет, и образ жизни, когда я успевала всё и везде, естественным образом сходит «на нет». Сегодня я многие вещи делаю для души и, живя в Барселоне, немного продолжаю работать в Москве, в ритме, который для меня задавала раньше суетливая столица.

- Я выросла в глуши, в сказочно живописной деревне Аслаево, которую в народе называют Өскүл - Ускуль. Там чудеснейшие три озера, река, горы, чистейшие родники, каких только диких ягод не встретишь и возможности для охотников за дичью невероятные... У меня было славное счастливое детство в этом чудном уголке природы - сколько бы я не путешествовала по миру, красивее мест нигде не видела. Правда, при этом в них тогда не было никаких благ цивилизации – ни дорог до соседних деревень и железнодорожной станции, ни телефонной связи, даже почта приходила раз-два в месяц, а то и реже. Чтобы куда-то добраться, летом нужно было запрягать лошадь, а зимой из-за метелей и сугробов - просить довезти колхозного тракториста. Одно время на всю деревню была одна колхозная баня «по-чёрному» на берегу реки, ее топили по по очереди. В начальных классах готовила уроки под керосиновую лампу. Потом появилось электричество - на несколько часов в день, от заводящегося вручную трансформатора. Вместо магазина в деревню изредка приезжала автолавка. Летом на мотоциклах с коляской приезжали городские, которые обменивали свой привозной товар на кур, яйца и другую деревенскую еду.

- Экопродукт, как сказали бы сейчас...

- Это были действительно супернатуральные продукты! Моя мама родилась и выросла в деревне Амангильде, я родилась там же. Она родила меня в 18 лет, рано выйдя замуж по сохранявшейся в те времена в башкирских деревнях традиции – сватовству. Но мой родной отец пил и мою маму бил, так что она, беременная мной, сбежала от него, выучилась на медсестру и прибыла в деревню Аслаево «по приказу партии» работать фельдшером во времена, когда в наших краях бушевала эпидемия трахомы.

Вышла замуж за моего теперешнего отца, так я стала старшей «апай» для моих шести младших сестер. Школа наша была восьмилетней, все предметы преподавались на башкирском языке, а учителя у нас были самыми уважаемыми людьми. Были они в основном приезжие, по распределению, и их чтили как интеллигенцию, смотрели как на людей совершенно другого сорта. Почти все учителя жили в квартирантах у нашей соседки Зулейха-инэй и были тесно дружны с моей мамой - единственным медиком в деревне. По выходным родители их всегда звали к нам в баню, пили чай, и они много говорили о жизни в городах. Мне дозволялось заправлять самовар, подавать угощения, благодаря чему я, подслушивая разговоры взрослых, стала чуть более «продвинутее» других в знаниях о мире и начала страстно мечтать стать образованной, стать похожей на моих любимых учителей Габиду-апай Ярмухаметову и Альфию-апай Динисламову. Тогда их не звали по имени-отчеству - считалось особым знаком уважения звать учительницу «апай». Они мне давали дополнительную литературу, журналы «Вокруг света», «Наука и жизнь», «Крестьянка», «Работница», «Здоровье». Преподаватель географии Буранбай-агай давал прекрасные книги про путешествия и шикарные иллюстрированные атласы об устройстве нашего земного шара и планет. Журналы были на русском языке и дали мне не только разносторонние знания, но и помогли лучше изучить русский язык. Я читала их взахлеб.

Библиотека в деревне появилась позже, и книги, которые там были, я прочла залпом. Однажды библиотекарь Альфия-апай пожаловалась маме на то, что я, ученица младших классов, с «необсохшим молоком на губах», читаю такие «взрослые» книги Зайнаб Биишевой, как «Ыргыҙ» и «Кәмһетелгәндәр». Мама тогда запретила ей выдавать мне книги «о любви», но остальные остались! Иногда мне родители пеняли на то, что, уткнувшись в книгу, я «отлыниваю» от работы по дому...

На мне были обязанности присматривать за сестренками, цыплятами, скотиной, огородом, натаскать воды, полоть сорняки в огороде... Я старалась быстро сделать дела и спрятаться в «ҡар баҙы» - погребе со льдом, заменявшем нам холодильник. Надевала старую фуфайку и читала там с фонариком, пока однажды меня не «застукали», не отобрали фонарик и не закрыли погреб на замок. Тогда я стала читать на чердаке дома, в полутьме. Испортила зрение и с 9 лет носила очки - первая в деревне. За это меня в школе часто дразнили «дүрткүҙ» - «четырёхглазая». Но я «из-под земли» доставала фонарик и читала под одеялом, дождавшись, когда родители уснут. Днем при первой же возможности пряталась и погружалась в мир книги.

- Не возникло «перенасыщения» книгами?

- Нет! Скорее наоборот. Любовь к ним во мне живет по сей день, несмотря на эпоху гаджетов. Я трепетно храню свою большую бумажную библиотеку советских времен, добытую сдачей макулатуры, и книги, привезенные из-за рубежа из «стран соцлагеря», куда удавалось съездить по комсомольским путевкам. Многие удивляются, видя мою несовременную стенку из старых замусоленных книг. Но все они - мои самые преданные друзья. Они познакомили меня с великими мудрецами и творениями гениев, а главное - вдохновили стать «человеком мира», смелой и решительной, ответственной и имеющей то мировоззрение, которое имею. Когда мне горестно или радостно – я, как в детстве, погружаюсь в чтение, закрывшись от мира.

- Я закончила восьмилетку с мечтой во что бы то ни стало стать врачом, как мама. Посоветовавшись с ней и любимой учительницей Альфией-апай Динисламовой, я решила не терять еще два года в школе, а поступить в медицинский колледж в Сибае. Помню, родители дали мне в дорогу трехлитровую банку мёда и огромного свежезарезанного гуся, а мама, прочитав молитву перед дорогой, наказала: «Гуся отдашь главному экзаменатору. Если он скажет: «Этого мало, нужен баран», тогда вдобавок к гусю дай ему мёд и пообещай, что барана привезешь зимой. Так тебе откроются двери к знаниям». Сейчас смешно, но это был мой первый самостоятельный выход в большой мир, в 15 лет от роду. Шел 1975-й год. Отец проводил меня до станции, до поезда в Магнитогорск, а там, переночевав на вокзале, утром я отправилась на автобусе в Сибай. Пока ехала с драгоценной поклажей и потом искала ночлег, оказалось, что гусь безнадежно протух, а банка разбилась, погрузив все мои вещи в целебный башкирский мед... До сих пор помню, как, стирая их прямо в городском фонтане, я взахлеб ревела, думая, что теперь уж двери медучилища для меня точно закрыты! Про барана там, конечно, не спросили, а гусь и мёд не понадобились - в приемной комиссии внимательно посмотрели оценки, похвальную грамоту из школы и зачислили без экзаменов.

- Что вспоминается о студенческой жизни?

- Только хорошее! Я была старостой группы, училась на повышенную стипендию и пока мои подруги бегали на свидания, мыла после занятий полы в училище и подрабатывала еще ночной санитаркой в реанимации городской больницы, чтобы быть ближе к медицине. На первые заработанные деньги заказала в ателье модные брюки-клёш, купила спортивный костюм с красными лампасами «а-la Adidas» и лакированные чулки-сапоги на высоченной платформе, коротко постриглась, отрезав свою шикарную кóсу ниже пояса, сделала химзавивку «а la Анджела Дэвис»! На остальное - выработала в себе привычку покупать подарки для родителей и сестёр, приезжала в деревню, нагруженная как челночница лихих 1990-х, а каникулы проводила в своей деревне. Было весело! Мы целый день работали на колхозных полях, помогали стране выполнять партийный пятилетний план, а по ночам, после завершения дел по хозяйству еще и в родительском хозяйстве, выходили в сельский клуб и под гармошку плясали до утра. Пыль столбом стояла, полы в клубе чуть не проваливались, мало спали, но не уставали! Потом, когда я уже училась в мединституте, пошла мода на дискотеки, с музыкой из магнитофона... Конечно, такие молодые годы незабываемы.

- Выучившись на фельдшера, я получила свободное распределение, выбрала Уфу, попала на работу в детский комбинат треста БНЗС патронажной медсестрой. На следующий год поступила на вечернее отделение Башкирского государственного медицинского института, теперь - университета. В годы учебы работала медсестрой в глазной больнице №10, снова подрабатывала где могла, меняя по вечерам белый халат медсестры на черный халат уборщицы. Параллельно выучилась на инструктора по водному туризму, гребле на байдарках, достажировалась в этом деле настолько, что меня приняли штатным инструктором в единственное тогда в Уфе государственное туристическое бюро у автовокзала – в «Дом с петушком», руководителем на всесоюзный маршрут сплава по Белой и Юрюзани. Туристы на него приезжали из разных уголков страны. Эти походы,сказочная природа нашей Башкирии и песни у костра снимали всю усталость от учёбы и напряженной работы!

При этом турбюро мне еще и платило по 120 рублей за поход - за то, что я дышала райским воздухом и баловала себя дефицитной сгущенкой, тушенкой, консервами «Завтрак туриста». Мы ловили рыбу, покупали у местных баранину на шашлыки, деревенскую сметану, свеженадоенное молоко. За летние каникулы я успевала «прокатать» 2-3 маршрута и научилась в этих походах нести ответственность за безопасность и здоровье вверенной мне группы туристов из 24-28 человек. Обрела и навыки руководить с умением видеть «на два хода» наперёд, объединять разнохарактерных, разновозрастных людей, находить общий язык со всеми, а общение с туристами расширяло горизонты моих знаний о жизни.

Так совпало, что под конец интернатуры вышел указ Горбачева о борьбе с пьянством, и остро понадобились специалисты для этой отрасли медицины. До этого больных алкоголизмом лечили ведь в психбольницах, этим занимались психиатры. После выхода указа в стране начали создавать совершенно новую систему по искоренению пьянства и алкоголизма, и нашему курсу Минздрав республики предложил освоить новую специальность «врач-нарколог». Бонусом предлагались перераспределение в Уфу и жилье как молодому специалисту. Меня новая специальность заинтересовала, хотя на тот момент я даже ни разу не пробовала алкоголь. Моя подруга Нурия, помню, шутя спросила: «Как же ты пойдёшь работать с алкоголиками?». А я сказала себе: «Я без гуся и меда выучилась и без блата буду делать себе доброе имя». Меня отправили на учебу на факультет усовершенствования врачей в Москву, в НИИ имени Пирогова. Так и завертелась моя новая эпопея.

Получив новую специальность, я принялась за работу в Уфимском городском наркодиспансере, участковым наркологом, а уже через полгода меня назначили главным наркологом Орджоникидзевского района, самого большого в Уфе. В нем были сконцентрированы заводы, рабочие общежития, места лишения свободы, лечебно-трудовые лагеря, поэтому он был и самым неблагополучным в плане алкоголизма. Нагрузка была колоссальная, некоторых пациентов приходилось буквально «вытаскивать с того света». Я дневала и ночевала на работе, приемов было столько, что документацию часто приходилось оформлять ночью, оставаясь после работы, спать на кушетке и утром вновь быть на посту. Приходилось быть единой в двух лицах: работа с таким недугом обязывает быть и наркологом, и психотерапевтом, уметь применять методы кодировок, гипноза и много всего специфического.

Психотерапевт должен быть в первую очередь здоров «на голову» сам, стрессоустойчив и способен к сопереживанию. Одного моего коллегу лишили лицензии за то, что он консультировал своих никотинозависимых пациентов с сигаретой во рту. Такого не должно быть! Если ты лечишь избыточный вес психотерапевтическими методами, то должен быть образцом подражания для своих пациентов, держать физическую форму. Роль психотерапевта очень важна. Но, работая с алкозависимыми, приходится учитывать, в каком состоянии твой пациент. Если он был в запое - «отодвигаешь» от себя роль психотерапевта и включаешь в себе кнопку «нарколог», проводишь активное лечение, снимаешь патологические симптомы. Потом временно отключаешь в себе нарколога, чтобы нажать на невидимом пульте кнопку «Вкл» с пометкой «психиатр», так как у твоего пациента развился алкогольный галлюциноз. Изгоняешь «голоса» из головы пациента, лечишь его психику, и когда пациент рад дальше жить трезвенником, нажимаешь в себе «Оff» на кнопке «психиатр» и активируешь кнопку «Оn» с пометкой «психотерапевт». Психотерапевта в тебе должно быть много, как для пациента, так и для его семьи - не повлияв на ближайшее окружение, невозможно избежать рецидивов. Ведь пока человека лечили, у него, по сути, отняли эйфоризирующее средство - алкоголь, но взамен ничего не предложили, он ощущает пустоту. И вот тут психотерапевт и инициируемая им переоценка жизненных ценностей нужны как воздух.

При этом каждый пациент - индивидуум, с разными потребностями, уровнем интеллекта, степенью внушаемости. В зависимости от этого выбираешь и индивидуальный метод лечения. Кого-то как ребёнка вести надо, а кому-то достаточно раз в год поддержать беседой. У меня есть пациенты, которые еще на заре работы в Уфе получили от меня помощь как от психиатра-нарколога, затем я перешла в разряд их личного психотерапевта, и в течение более чем 30 лет они периодически обращаются за профессиональной поддержкой. Благо в век гаджетов это очень просто.

- Многие тогда растерялись. Зарплаты обесценивались на глазах, и на оклад врача стало невозможно купить даже пару ботинок. Некоторые были вынуждены торговать у подземных переходов, чтоб как-то прокормить семью. Я же продолжала работать в диспансере, и, к счастью, вскоре в медучреждениях были созданы отделения платных услуг. Появилась ощутимая прибавка к государственной зарплате, возможность адаптироваться к новым условиям жизни. Я получила лицензию на частную медицинскую практику за номером 2 в Уфе — второй после одного стоматолога. Для этого нужно было собрать кучу разрешительных бумаг, арендовать помещение и соблюсти еще много условий. На подготовку ушел почти год. Зато со временем на основании этой лицензии я смогла зарегистрировать собственное частное предприятие «Табиб» и, арендовав помещение под него на улице Гашека, в бывшем общежитии своей альма-матер, собрала команду профессионалов, стала «работать на себя».

Параллельно все равно занималась общественной деятельностью, и делала это охотно - пропагандировала трезвый образ жизни в СМИ, много выступала по телевидению, радио, в газетах публиковала научно-популярные статьи, стояла у истоков моды на безалкогольные застолья-«табыны» и свадьбы. Со временем мне предложили вести на Башкирском телевидении авторскую передачу «Һаумыһығыҙ», или «Здравствуйте». На русском языке это слово происходит от понятия «здравствовать», «быть здоровым”. В передаче мы вели беседы с учеными, профессорами на темы здоровья, рассказывали о нетрадиционной медицине, «зеленой аптеке» - лекарственных травах, которыми богата наша башкирская природа. Пропагандировали национальный напиток «бузу».

- Буза по консистенции - жидкий кисель. Это древний целебный ферментированный напиток из пророщенных зёрен овса и пшеницы. Сколько себя помню, у нас в доме всегда стояла большая деревянная кадка с этим живым напитком, который утоляет жажду, голод и насыщает жизненно важными микроэлементами, аминокислотами. Буза держала крепкой и сытой нашу семью - ораву детей и трудяг-родителей, в поте лица “пашущих” в сельском хозяйстве. Моя мама выросла в семье с 16 детьми в военное и послевоенное время, и благодаря этому напитку все выжили! Она переняла способ приготовления у своей мамы, научила меня и моих сестер готовить бузу в домашних условиях. Этот процесс мы снимали у меня дома и несколько раз показали по телевидению. Для многих в нашей республике тогда это было диковинкой, хотя наряду с кумысом буза является лучшей заменой водке. Я призывала в каждой семье завести кадку с ней вместо самогонного аппарата, и у меня появилось множество единомышленников - ученых, писателей, журналистов. Мы собирались по 60-70 человек и устраивали “трезвые” вечеринки у меня дома, создали своеобразное общество “любителей бузы”. Председателем его был поэт Ахмер Утябай, а его заместителем Халиль Барлыбаев. Я до сих пор благодарна членам моей “секты бузистов”, но хотелось еще более масштабного внедрения напитка “в народ”.

Идею поддержал профессор Талгат Рахимьянович Зулкарнаев, завкафедрой гигиены питания БГМУ. Меня пригласили на работу на эту кафедру и создали все условия для научных исследований. Мы собрали богатейший научный материал, доказавший целебность напитка благодаря наличию в нем содержащегося в материнском молоке таурина и других ценнейших веществ. Встал вопрос о том, что по закону напиток должен быть запатентован перед запуском в промышленное производство. Мне как инициатору проекта предложили подать заявку на патент, но я, честно говоря, отказалась - постеснялась объявить себя правообладателем народного напитка, рецепт которого передавался из поколения в поколение. Нашлись другие, кто оказался готов взять на себя эту ответственность. Предприниматель Иршат Асылгужин и писательница Марьям Буракаева, прошедшая мастер-класс по приготовлению бузы у меня и моей мамы, оформили патент, открыли промышленное производство напитка и приложили немало труда для вывода нового продукта на прилавки магазинов, в массы. Так или иначе, мечта моя осуществилась, новый продукт узнаваем и теперь для многих жителей республики стал непременным атрибутом свадеб, гостеприимства, здорового образа жизни.

Свою бузу я потом в Москве бесплатно раздавала на сабантуях или других массовых мероприятиях с участием представителей из Башкирии. А сама переключилась на другие проекты.

Возникла мечта - построить частную лечебницу в родном райцентре. Я видела, как спиваются мои земляки, среди всех районов республики тогда Абзелиловский район был лидером по числу больных алкоголизмом, смертности от «пьяных» ДТП, травм на производстве и преступлений, совершенных в состоянии опьянения. Душа болела за район. Местные власти мне выделили участок земли, сказали: ничем больше помочь не можем, крутись. Нужен был первоначальный капитал. Немного давал «Табиб», в котором вели прием несколько врачей — наркологи, иридодиагност, мануалист-массажист, гирудотерапевт, иглорефлексотерапевт и фармацевт, специализирующийся на траволечении. Но этого было недостаточно, и после долгих раздумий я решила открыть в Аскарово свой магазин, а лечебницу строить на выручаемые в нем средства. Взяв в аренду здание бывшего райпо, я его отремонтировала, купила в кредит грузовик, назвала магазин «Урал» и дело пошло! Продавалась там домашняя утварь и продукты принципиально без алкоголя и табака, хотя бывалые коммерсанты предрекали нам скорое банкротство, уверяя,что основную выручку на селе дают именно спиртное и табак. Я курсировала между Уфой и Аскарово, все выручаемые «Табибом» средства вкладывая в «Урал», доставала в Уфе дешевый и нужный на селе товар. Путем проб и ошибок через полгода стали выходить в плюс. Часть дохода я сразу стала вкладывать в стройматериалы для лечебницы - инфляция тогда шла со скоростью света.

Мне нравилось созидать — я приходила в экстаз от результатов своего трудов. «Урал» становился всё более популярен, потому что товары получал напрямую с заводов и фабрик Уфы и Магнитогорска, без посредников по доступным для простого населения ценам. К сожалению, магазин стал жертвой рэкетиров, которых было много в те годы — они подъезжали с предложением стать «крышей» магазина, а я никак не могла взять в толк, почему когда они отсыпаются после ночных дискотек, я, хрупкая женщина, таскаю мешки с мукой по 50 кг, пытаясь заработать на строительство народной лечебницы, и еще что-то им должна. Однажды ночью у меня пропали почти все кирпичи с участка, а наутро явилась новая команда рэкетиров, якобы защитить за плату меня от прежних. Дав отказ, на следующее утро я обнаружила разбитыми окна в магазине, обратилась в РОВД, прокуратуру, но начала получать письма-предупреждения о том, что и магазин может сгореть, и грузовик мой может исчезнуть.

Я была в ступоре, из которого меня мог вывести только один человек - мама. Она во всем меня поддерживала и давала свое благословение, читая молитву и пять раз оборачивая меня невидимым глазу талисманом. Так и в тот раз, приехав ней, я долго плакала, а потом пришло решение. Ночью я освободила магазин от товара. Большую часть подарила детскому дому, часть - хоспису в деревне Салават в нашем же районе, ковры и коврики для намаза отдала будущей мечети, написала заявления о возврате участка под лечебницу и о прекращении аренды здания магазина, рассчиталась с продавцами и … тем же вечером уже парилась березовым веником в бане в доме родителей, пила чай с душицей из рук моей мамы. На тот момент многие сочли меня сумасшедшей. Но наутро ступор ушел, мама своим талисманом благословила меня на новую дорогу, а я даже осталась благодарна тем отморозкам за то, что, не желая согнуться перед ними, я пошла другой дорогой, и она оказалось поистине светлой.

- Да, к своим авторским телепрограммам. Расширила деятельность «Табиба». Встретила любовь и сыграла свадьбу. Стала готовиться к защите кандидатской диссертации на основе собранного научного материала о бузе. На остатки денег, которые откладывала на строительство лечебницы, купила квартиру, чтоб сделать в ней медицинский офис. Подала заявку в Минпечати с намерением открыть газету «Һаумыһығыҙ» про здоровье. С первым мужем, артистом, мы родили дочь, и я все свое внимание отдала долгожданному ребенку. Ее здоровье требовало всего моего времени - дочь родилась недоношенной, нужна была реабилитация, я не могла доверить это ответственное дело няне. Встала дилемма: карьера с защитой диссертации, телекарьера башкирской «Малышевой», бизнес или дочь. Я без сомнений отказалась от карьеры. Выбор подтолкнуло новое испытание на прочность – слегла мама, ей оставалось жить несколько недель. Я свернула все свои проекты, переехала в райцентр и перевезла родителей в городскую квартиру со всеми удобствами, в какой туда мама всю жизнь мечтала пожить — прямо рядом с мечетью, которой я когда-то отдала благотворительный взнос. Общими усилиями удалось продлить ей жизнь на 8 месяцев, вопреки прогнозам врачей.

- После ухода мамы и связанного с этим стресса для меня наступил момент, когда наш родной климат перестал мне подходить, началась сильнейшая аллергия на холод, из-за которой мама и ушла из жизни — аллергия переросла в тяжелейшую форму бронхиальной астмы. В свое время, несмотря на советы врачей сменить климат, она оставшись жить, где жила, не пожелав оставить созданное кровью и потом хозяйство, огород, пасеку, скотину. А, умирая в 62 года, она завещала мне: «Если унаследуешь мою болезнь, заклинаю - уезжай куда угодно, где нет холодов!». Так и получилось. От жёсткого для меня климата Уфы я сбежала в Москву, в более мягком климате которой почувствовала себя лучше на многие годы. Работала по специальности одновременно в нескольких клиниках. В последней продолжаю вести приемы до сих пор, периодически прилетая в Москву. Но 7-8 лет жизни в бешеном ритме в вечных московских пробках привели к тому, что и столичный климат начал действовать на меня удушающе, вернулась аллергия и началась астма. Единственным спасением врачи сочли жизнь в жарком климате. Пришлось опять всё бросить и переехать. Спасала мысль о том, что башкиры ведь — прирожденные кочевники, привычные к вынужденным переездам. Съездили с дочерью в Таиланд «примерить» тамошний климат, но он оказался слишком влажным. Год прожили в Доминиканской республике, где круглый год лето, и я почувствовала себя лучше. Там спустя месяц после прибытия я уже вновь работала на четырех работах. А потом судьба свела меня с нынешним мужем, испанцем Мануэлем. Переехав в Испанию, мы как-то очень легко «обыспанились». Дочь Энже начала ходить в школу, где все предметы велись на каталонском языке, а сегодня уже учится в одном из лучших университетов Барселоны на юридическом факультете. Единственное: после десятка лет жизни в Испании меня опять иногда начинает доставать недуг: испанская зима без привычного нам отопления в домах начинает вызывать аллергию. Но ломать обретенное здесь и кочевать по миру дальше куда-нибудь в Австралию или Африку уже не хочется.

- Различия между русским и испанским менталитетом, конечно, огромны. В первое время меня удивляло многое, например, как дети одеваются в школу. Единой формы нет, бывает, на лифчик кто-то натягивает топик либо приходит в майке в сеточку и в шортах, почти ничего не закрывающих. Слишком свободная форма одежды! Второе, что шокировало, — это открытые однополые отношения. Тут к этому относятся совершенно спокойно, как к дереву, которое стоит, растет себе и никому не мешает. Я как психолог и человек, воспитанный в советских традициях, старалась держать рот взаперти, чтобы за гомофобию не арестовали — тут с ней активно борются. Но ведь по статистике на каждые 10 тысяч человек только 1-4 младенца рождаются с врождённой склонностью к однополой любви, все остальные — это плоды пропаганды, псевдодемократии, моды в обществе! В мединституте в свое время нас учили, что эти самые 1-4 младенца из 10 тысяч – не что иное, как врожденная патология. Здесь же она принимается как данное. Пришлось привыкнуть. Мы живем недалеко от города Ситжес - столицы европейского гей-лесби-сообщества. Как-то в поездке в этот город я рассказала Мануэлю о своих переживаниях, он расхохотался и сказал: «Вот за что я Путина уважаю! Вымуштровал своих граждан настолько, что, даже живя много лет в Испании, они своего мнения не меняют!».

К чему еще не могу привыкнуть, исходя из своего непоседливого характера - к привычке взрослых испанцев спать средь бела дня, плотно набив желудок гаспачо, хамоном и паэльей - сиеста, тихий час. Но как можно драгоценные 3-4 часа активной жизни тратить на сон? Они живут в другом ритме, в стиле ритайм, при этом откладывая все деловое «на завтра», это у них называется «маньяна».

- В стиле вечной дискотеки. В культуре испанцев очень много фиесты, музыкальных фестивалей, баров-ресторанов, барбекю, спорта, вкусной пищи, они свято чтут свои религиозные праздники, многолюдные уличные шествия с огромными куклами, олицетворяющими святых или исторических личностей. Уникальное местное зрелище - кастельерсы - акробатические башни, пирамиды , выстроенные из живых людей в праздники на площадях Каталонии.

- Ещё живя в Башкирии, я получила второе высшее образование по специальности «переводчик с английского языка». В Испании английский услышишь только в отелях и аэропорту. Испанский мне дался легко, потому что его я изучала, находясь в уже языковой среде. На иностранных говорю с акцентом, который носители языка называют «милым». А с дочкой мы разговариваем на чистом башкирском. Думаю я на башкирском, сколько бы языков не учила. И сны вижу на башкирском.

- С появлением в нашей жизни интернета родина стала как будто ближе. Гаджеты и приложения типа WhatsApp, Skype, Viber, Zoom реально сокращают расстояния, и дефицита в общении уже не испытываешь. Раньше всё время была ностальгия, до слёз тянуло в родной Башкортостан. Именно в Башкортостан, а не в Москву — в Москву обычно тянет, если честно, только когда начинаю нуждаться в том, чтоб заработать. В последний раз была на родине в прошлом году в качестве делегата Всемирного курултая башкир.Выступала в секции, посвященной здравоохранению, была очень заинтересованная дискуссия.

- До карантина - да. Бывают оказии. В последнее время, как я поняла, в Башкирии появилась какая-то мода на поездки на круизных лайнерах с пунктом отплытия в Барселоне. А пребывание туристов в городе несколько дней перед рейсом и после него толком не предусмотрели. Так, одна уфимка с ребёнком и двумя подругами позвонили, попросили помощи — думали, будет «все включено», оказалось, что нет, денег не рассчитали, остались голодными. Пришлось приехать к ним с тележкой продуктов, супчиком и пловом. Но за помощь я это не считаю.

- Я считаю, что это всё - жизненная суета вокруг нас. Иногда эта суета происходит с другими, не с тобой. Но ты не прошел мимо, обратил внимание, временно вник в суетное бытие другого человека, на ходу быстро решил его проблему и шагаешь дальше. Тебе это ничего не стоило, а его отвёл от беды.

- Я выросла в большой семье, и делаю только то, что в моём детстве делала мама, а она, в свою очередь, выросла в семье, где было 16 детей! Когда резали скотину на зиму, мама приглашала всю детвору и одиноких бабушек с нашей улицы отведать бишбармак с парным мясом и тултырму из ливера. Она держала пасеку и в день медогонки так же угощала полдеревни свежим сотовым мёдом. Даже кочующих цыган, спекулировавших одеждой и разным дефицитом, мама жалела ради их детей, часто приглашала в дом, домашнего хлебушка отведать, ставила перед ними огромные чаны с вареной картошкой, катыком, супом. Даже в бане они у нас как-то мылись целым табором! Мама, медик, не боялась никакой заразы, просто хлорамином после гостей все обрабатывала и говорила: «Ничего страшного, накормить путника - это богоугодно». Я привыкла видеть это как норму жизни, это «въелось в хромосомы». У нас никогда в доме двери не закрывались. Много родни приходили на ужин, сколько помню, дома всегда была толпа народу.

Думаю, и ещё один момент повлиял на меня. В наше пионерское время в школе в составе группы «Тимур и его команда» мы помогали одиноким бабушкам, у которых мужья не вернулись с войны. Они всегда звали меня к самовару и угощали карамельками монпансье. Уехав учиться, я по ним скучала, отправляла им пачки индийского чая со слоником и... монпансье. На родине мой дом тоже был полон людей, со мной жили сестры, часто гостили друзья, родственники, односельчане. В Испании мне иногда не хватает такого. У меня одна дочь, а я всегда хотела большую семью. Так что когда ко мне куча гостей, прошеных и непрошеных, приходит, мне это нравится, напоминает мое счастливое детство.

- Да, раньше я часто отправляла посылки погорельцам и многодетным семьям в Башкирию, на Украину. Но в этот раз раздала эти вещи нуждающимся в Барселоне. Я собрала целых 950 кг вещей, почти тонну, по предварительной договоренности с перевозчиками по доступной для меня цене, но когда пришло время отправки, цену перевозки задрали до заоблачных полутора тысяч евро. Вещи новые, с этикетками, хорошего качества - куртки, пуховики, обувь известных испанских марок. Здесь живет много наших соотечественников и бывших граждан СНГ с большими семьями, не трудоустроенные, порой без документов, еле сводящие концы с концами, вот они вещи и разобрали. Я была благодарна им, что освободили от тюков, а заодно раздала и свою мебель, оставшуюся после переезда из одной квартиры в другую: кровати, диваны, кресла, столы, посуду, книжные полки, кухонную мебель... Немногое, что осталось, отнесла в оранжевый ящик «Ropa amigo» - «Одежда другу». В Испании это большие оранжевые металлические ящики, стоящие почти на каждой улице. В них можно оставлять что-то ненужное, но чистое и «носибельное» из своего гардероба. Их потом забирают на грузовике и раздают нуждающимся.

- Ко мне часто присоединяется моя дочь, а в последние годы и Мануэль. Но иногда бывает, что нужна моя помощь как специалиста. Здесь хорошо развита сеть благотворительности для бездомных. Ночующих на скамейке не увидишь, ведь Барселона со своими достопримечательностями внесена в список мирового наследия ЮНЕСКО и тут следят, чтобы даже бомжи выглядели чистыми, опрятными, сытыми. Для них есть специальные приюты-альберги, где они могут поесть, принять душ и переночевать, а днём их отправляют искать работу. Мне приходилось помогать как психологу многим из таких людей.

- В бытность, когда я работала в Москве, о существовании таких ночлежек я не слышала, но мечтала, чтобы такие были, потому что с контингентом их обитателей мне часто приходилось работать. На мой взгляд специалиста, который всю жизнь боролся с зависимостями людей, таких центров должно быть много, тем более в нашей все еще сильно пьющей матушке-России. Чтоб люди не гнили в сырых подвалах, не гибли от морозов, не спали возле мусорных баков и подъездах, гоняемые жильцами. Центры должны принимать этих несчастных. Но сами они не должны воспринимать такую помощь в виде манны небесной, иначе, бывает, к хорошему люди быстро привыкают и начинают считать, что их обязаны содержать из кармана налогоплательщиков постоянно. Человек и сам должен делать что-то для своего благополучия. Идеальным был бы такой подход, при котором в этих центрах был бы медкабинет с опытным фельдшером-психологом, мотивирующим человека к самостоятельному улаживанию его проблем. Нельзя жить одним днем и 365 дней в году надеяться на случайный ночлег. Если человек трудоспособен - нужно помочь ему трудоустроиться. Если болен — помочь выздороветь. Если имеет зависимость, хочет, но не знает, как от неё избавиться — направить к врачу-наркологу или «Общество анонимных алкоголиков». Ведь там уже очень многие нашли себя, обрели уверенность и друг друга поддерживают уже без врача, находят своё место под солнцем безо всяких приютов, если поддержка была своевременна.

В Испании, к слову, в социальных приютах не принимают в пьяном виде. Ни один не даст ночлег больше, чем на 3 ночи. Помылся? Выспался? Утолил голод? Ок, ты не инвалид, вот уже город просыпается, амиго, ноги в руки и вперёд, искать работу! Не хочешь? Тогда адьос! Такой диалог происходит в приютах для бездомных наутро - лично слышала, когда была там как волонтер. Каждый человек должен над собой трудиться. Мне, например, ничто не дает такую эйфорию, как достижение вершины: сам себе создаешь цель - гору, карабкаешься на неё, восходишь и любуешься открывающимся пейзажем! Иногда кайфуешь совсем недолго, потому что с этой горы вдруг видишь гору более высокую и тут же начинаешь неодолимо хотеть созерцать мир с новой вершины. После короткой передышки начинаешь изучать тропы, по которым можно к ней подступиться. А дальше - как в песне поется: лучше гор могут быть только горы.

Автор: Татьяна Леснова.