Мы сидим в избушке с последним из отшельников Башкирии, 85-летним Кинзягулом Салимгареевым. Халим это его племянник. Он работает в поселке Инзер лесником. Кинзягул-агай доверил ему получать свою пенсию, и тот раз в неделю-две приезжает к дяде в тайгу - проведать, хлеба привезти, заменить батарейки на транзисторе.

Сам же дед не разочаровывался в людях, не уходил искать смысл жизни и не прячется от властей. Это люди ушли от него в мир телевизоров, асфальта и фейсбука, а Кинзягул остался дома, жить по соседству с лосями и медведями. Последний раз из своего леса он выходил летом 1961 года, когда нужно было заменить военный билет. Кинзягулу тогда было всего 27 лет.

В каждой истории про отшельника непременно есть три непреложных компонента. Во-первых, это глава местного сельсовета, отговаривающий журналистов ехать в такую даль.

- Вам писать больше не про что? – непременно спрашивает он. Но в конце концов грустно вздыхает, соглашается, помогает все организовать и даже обещает в случае чего прислать за нами трактор, если не вернемся к назначенному сроку.

Еще непременно есть «уазик». Старый, как дуб в пять человеческих охватов, потрепанный жизнью, как кашая столетнего монаха, и повидавший такое, что ведущие «Орла и решки» нервно курят в сторонке.

- Мы раз приехали к деду, легли спать, чтобы засветло выехать. А ночью выпал снег - метр. Мы первый километр ехали два часа, а потом еще хуже стало. Полтора дня до дома добирались, - рассказывает по пути Халим.

И вот скачешь ты по кочкам и маленьким дорожкам на этой шайтан-машине, смотришь, как мимо пробегает волк (это чистая правда), и тихо радуешься, что сохранил в себе остатки благоразумия - не пошел к отшельнику пешком.

Ну и универсальное средство расчета, причина многих бед и радостей - русская водка. Настоящей отшельнической водке положено быть теплой, чуть ли не горячей, так как стоит она на окне, рядом с доходящей до красноты помидоркой.

Гость отказался – не страшно. Дед налил рюмку себе и минут тридцать пил ее как горячий чай, а после убрал все обратно на окно. Обряд гостеприимства выполнен.

- Мне мама сказала: не будешь учиться – отдам тебя в детский дом и живи как хочешь. Дала мне с собой кожаную сумку, я с ней все семь классов и проходил. Она до сих пор же сохранилась, - отшельник отрывается от кружки чая, вскакивает на кровать и достает откуда-то с полки потертый чемоданчик. Вместо прописей и учебников тут хранятся вырезки из газет и семейный фотоальбом. Вот он сидит на своем крыльце и чистит ружье, а вот родственники приехали.

Биография Кинзягула Зимрановича, наверное, самая простая среди всех долгожителей. Родился в 1933 году, служил на Дальнем Востоке, а вернувшись в деревню, стал охотником. Вот, собственно, и все. Своей семьи у него никогда не было. Неохота было, говорит, одному спокойнее живется.

До революции в деревне Субхангулово, а по-народному Урман-реветь, было больше 120 домов. При Хрущеве деревню признали неперспективной – до трассы далеко, электричество тянуть дорого, дорогу нормальную еще дороже. Поэтому всем жителям рекомендовали куда-нибудь переехать или смиренно терпеть. Большинство так и поступило: люди собрали вещи, разобрали дома и уехали в поисках лучшей жизни. Где когда-то кипела жизнь, крутились романы и гуляли дети, сейчас просто поле и тишина.

На холме, возле своего дома выстроил потихоньку Кинзягул имение. Тут и дом, и дровница, и сарай, и баня, и склад, где хранится мука, любимые макароны и крупы. Племянник отшельника Халим помог поставить ульи, в нескольких километрах пасется небольшой табун лошадей. Не дача - фазенда.

- Вас уговаривали перебраться в город? Там тепло, еды много.
– В городе болезней много и электричество еще. Не люблю электричество, мне свет не надо.

- У людей в городе сейчас самая большая ценность – телефон, ни на минуту с ним не расстаются. А для вас что самое дорогое?
- У меня родные есть и больше ничего ценного. Мне ничего не надо. Я даже ружье свое спрятал в лесу, чтобы не утащил никто.

– У вас время быстро идет или медленно?
– Ох, быстро. Мне вот 22 июня исполнилось 85 лет уже…

– Бывает, что за недели одиночества хочется поговорить с кем-нибудь?
– Зимой некогда разговаривать, дел много – дрова надо возить.

– Всю зиму?
– Ноябрь, декабрь, январь, февраль… В лес хожу и понемногу привожу.

- Кинзягул-агай, вам, наверное, помощник уже нужен или помощница. Не думали?
– Мне помогать ничего не надо, только копать картошку осенью. Всю жизнь все сам делаю – и кушать готовлю, и стираю. Одному жить лучше – никто ничего не указывает, никто не тревожит. Хочу – сплю до обеда, хочу - в лес ухожу. Не только работать, отдыхать тоже надо! Если бы я работал на заводе, давно бы уже умер.

- Спать до обеда полезно?
– Если я один, то до 11 сплю, завтракаю, а часов в восемь вечера ужинаю. Каждый день не готовлю - варю кастрюлю, на другой день нагреваю. На пять-шесть дней мне хватает. Раньше только мясо ел, а сейчас хлеб, картошку, макароны, каши, ягоды люблю. А вот рыбу не ем и никогда не ловил.

– Едите только утром и вечером?
– Эйе, никогда три раза за день не кушаю.

- И целебная баня через день?
- Нет, я только раз в месяц умываюсь. Мне нельзя – как умоюсь, обязательно какое-нибудь несчастье будет.

Про «помощницу» Кинзягул недоговаривает. Лет двадцать назад пытался-таки отшельник устроить семейное счастье – после публикации в газете приехала к нему жительница Учалов по имени Мазуна. Отношения у них были неплохие, сама женщина – спортсменка, периодически ездила в родной город на лыжах. Как писали СМИ, ушла она раз за пенсией, да так и не вернулась. Сбежала. Возможно, оказалась не готова к быту и лишениям жизни отшельника.

- Она была туристом, - тем не менее утверждает Кинзягул.

- Внимание, пудовая гиря!

Мы погуляли по «имению», осмотрели картофельные поля, морковные грядки и родник, где отшельник берет воду, а теперь идем фотографироваться и снимать видео.

- Двухпудовая! 32 килограмма, - поправляет меня Кинзягул. И поднимает ее до пояса как первоклассник ранец (смотрите, этот момент есть на видео).

Тринадцать лет назад, в ноябре 2005 года, я уже приезжал к Кинзягулу. И было все: и председатель сельсовета, который повозмущался, но дал мне внедорожник с водителем, и мокрая спина от прыгающего по сугробам «Урала», и водка, которую я в итоге отдал водителю. Только самого отшельника не было – и не догадываясь, что едут к нему гости, ушел он на охоту. Каждый год думал я вернуться, поговорить, посмотреть в глаза и каждый раз боялся опоздать - «за восемьдесят» уже не простой возраст. Но вот он живчик, поднимает двухпудовую гирю, почти не пользуется очками, быстро ходит без палочки и не напрягается из-за каждой ерунды. А после того, как про него несколько лет назад сняли телевизионный сюжет, научился терпеливо позировать на камеру. Может, например, «с уверенным взглядом смотреть вдаль».

- Как у вас в лесу со здравоохранением? К примеру, если зуб заболит, что делать?

- А у меня нет зубов, - смеется он.

- Ну когда-то же были?

- Я последний раз у врача был в армии, когда нас осматривали. Травы надо знать, они от всего. И от сердца, и от судороги, и от зубной боли. Но надо знать, когда собирать и где. Траву в кружку положишь, кипятком зальешь - и вот у тебя самое хорошее лекарство. И воду без всякого газа и добавок я пью.

- А чего вы больше всего боитесь? – спрашиваю пенсионера уже перед отъездом обратно.

- Знаешь, умирать неохота. Жить люблю очень.